Отправлено: 04.05.08 09:32. Заголовок: Книга "Кадетство" том 1 "Выбор" (продолжение)

Глава четырнадцатая.

1.

Андрей Леваков понуро плетется в кабинет к командиру, ожидая самого худшего. По дороге он вспоминает, как один раз в интернате его сильно избили пацаны из организовавшейся там шайки. Он очнулся в больничной палате, связанный (чтобы случайно сам не дотронулся до разбитого в мясо лица; но он-то этого не знал, и думал, что его связали те парни, чтобы потом добить). Вспоминает, как санитарка приходила кормить его и рассказывала ему истории.
Но Василюк сам рассказывает ему про его больную мать, и упрекает, что Андрей ему об этом не рассказал. Суворовец Леваков снова прощен и оставлен в училище.
Илья Синицын хочет ему помочь. Но Леваков с отчаянным упорством не желает делиться с ним своими проблемами. Оба друга этим расстроены.

2.

Жаркий спор между суворовцами и преподавателем истории Михал Михалычем по прозвищу «Мих Мих» на уроке по поводу декабрьского восстания 1825 года. И снова – практичный Сухомлин против идеалиста-Синицына. Преподаватель в восторге, а Андрей Леваков делает для себя определенные выводы. Он добудет деньги для матери, пусть даже безобразным способом, а потом ответит за это, так же, как декабристы.

3.

Сергей Синицын в отчаянии пытается забрать сына из Суворовского училища. Но Илья оказывает решительное сопротивление. Не смея ему рассказать об измене матери, майор Синицын сдается.

4.

Бабушка приносит Левакову на КПП деньги на операцию для Нины и просит у него прощение за то, что сдала его в интернат. Андрей вначале сопротивляется, но бабушка говорит, что хочет таким образом искупить перед ними свою вину. А он должен пообещать ей, что ни в коем случае не свяжется с ее соседом Ромкой. Обрадованный донельзя отпадающей необходимостью красть, Андрей обещает бабушке, что не свяжется с Ромкой. Он принимает деньги, и говорит, что потом все отдаст. Довольная бабушка быстро уходит, боясь, что он передумает.

 Отправлено: 04.05.08 09:34. Заголовок: Глава пятнадцатая. ..

Глава пятнадцатая.

1.

[Ночью Сухомлин и Трофимов, окрыленные успехом с Перепечко, протягивают ниточку уже под несколькими кроватями суворовцев. Те начинают смешно подскакивать во сне. Насладившись зрелищем, друзья вынимают нитку и довольные проделкой, засыпают… ]

… Услышав мирное похрюкивание злоумышленников, Макс Макаров сел. Его кровать попала в зону их действий. Однако он не спал, а, закрыв глаза, думал о Полине и о том, что скажет ей, когда неожиданно появится на пороге ее квартиры. Вернее, он представлял, что скажет Полина.
Когда Сухомлин с Трофимовым неслышно, как они думали, приступили к реализации своего плана, Макс одним из первых почувствовал дискомфорт. Но решил не выдавать себя. Он тут же разработал план ответного удара.
Легко спрыгнув с кровати, Макс присел около Перепечко, одной рукой зажав ему нос, а другой прикрыв рот. Степа дрыгнулся и проснулся. Заорать он не смог – Макс крепко его держал. Бешено вращая глазами, Печка увидел, кто на него напал, и заметно успокоился. Только тогда Макс ослабил хватку.
- Вставай, - прошептал он.
- Зачем? – так же тихо спросил Степа.
- Мстить будем, - сдергивая одеяло с Перепечко, ответил Макс.
Тот поежился от холода, но встал.
- Кому мстить-то? И за что? – спросил он, позевывая.
Макс нетерпеливо махнул рукой:
- Я тебе потом объясню. Значит, так, - вручая Перепечко тюбик с пастой, распорядился Макс, - Ты берешь на себя Трофима, а я Сухого. Когда рожу ему намажешь, не забудь перышком под носом пощекотать.
- А это зачем? – удивился Перепечко.
Макс загадочно ухмыльнулся:
- Увидишь.
Степа почесал затылок и поплелся к Трофимову. Тот, не подозревая ни о чем, невольно облегчил Печке задачу. Парень лежал на спине и чему-то радостно улыбался во сне. Вздохнув, Степа как можно выше поднял тюбик над лицом Трофимова и выдавил пасту. Внушительный кусок ее мягко приземлился на щеку, после чего Перепечко, как велел ему Макс, выдернул из подушки перо и поводил им под носом у спящего. Трофимов поморщился и поднял руку, так что Печка от неожиданности чуть не подпрыгнул. Но Трофим не поймал его, а только недовольно провел ладонью по лицу, самостоятельно размазывая пасту.
Перепечко улыбнулся и подумал: «Ну Макс, во дает!»…

[Утром Философ и смеющиеся кадеты видят разрисованный «спецназ» в лице Трофимова и Сухомлина. Художники скромно молчат, и весь взвод получает дополнительных десять кругов вокруг стадиона. Кантемиров обнаруживает у Андрея крупную сумму денег. Андрею приходится признаться командирам во всем. Офицеры решают помочь. ]

2.

[Синицын в очередной раз пытается безуспешно вызвать друга на откровенный разговор. Наконец, Леваков сдается. Илья отдает ему все свои деньги, заработанные с таким трудом для майора Мурашко. Вскоре информация о беде Левакова облетела все училище и к нему стали подходить другие суворовцы, молча отдавая деньги на операцию. Андрей смущался, был крайне растроган, но ребята вели себя очень тактично, и после проведенной дополнительной беседы с Василюком, он без возражений принимал помощь. Все деньги он отдавал на хранение Василюку в сейф… ]

… Майор подсчитал, что за полдня они сумели собрать больше десяти тысяч рублей. А ведь знали о происходящем еще далеко не все.

3.

Например, ни о чем, как ни странно, не подозревал Макс. Он нервно слонялся по коридору в надежде выловить Полину. Дело в том, что Макаров решил восстановить доброе имя прапорщика Кантемирова.
Не то чтобы Полина Сергеевна особенно злилась на Философа. Кажется, она даже приняла решение замять эту историю. Однако Максу неоднократно приходилось слышать, как кто-нибудь из офицеров (а чаще остальных – майор Василюк) отпускал, как будто в сторону, невинное на первый взгляд замечание, от которого Кантемиров, однако, покрывался багровым румянцем. И только Макс знал почему.
Наконец он понял, что дальше так продолжаться не может. Однако в планы Макарова не входило выдавать себя. И Макс решил положиться на волю случая. Ему казалось, что он сумеет уболтать Полину и отвлечь ее от основного – от истинного имени телефонного маньяка.
Полина вышла из преподавательской, закрыла за собой дверь и направилась в ту сторону, где сидел Макс.
Внутренне сжавшись, он встал и двинулся ей наперерез. Но преподавательница была так увлечена своими мыслями, что даже не сразу его заметила. Тогда, чтобы избежать столкновения, Макс позвал:
- Полина Сергеевна…
Та растерянно подняла голову и только в этот момент увидела, что едва не наступила на своего ученика.
- А, Макаров… Вы что-то хотели? – Полина единственная во всем училище обращалась к суворовцам на «вы».
Макс кивнул:
- Да. Полина Сергеевна, я хотел вам признаться… - и тут же добавил, испугавшись, что это прозвучало двусмысленно: - Это насчет вашего телефона…
- Моего телефона? – не поняла Полина.
И тут Макса осенило. Ну конечно! Он скажет, что дал прапорщику Кантемирову номер мобильного Полины, выдав его якобы за свой. Конечно, в этой версии есть множество несостыковок, но Полина на них, может, и внимания не обратит. Естественно, она поймет, что макс каким-то образом узнал ее телефон, но и здесь можно будет как-нибудь вывернуться.
Он уже было открыл рот, чтобы выложить Полине эту информацию, но та вдруг неожиданно заинтересованно посмотрела на мальчика:
- Макаров, а вы ведь из третьего взвода?
- Из третьего, - подтвердил Макс.
Он почувствовал себя так, словно его притормозили на полном ходу.
А Полина почему-то обрадовалась:
- Ой, это же замечательно!
Макс нахмурился. Раньше она в этом факте ничего замечательного не находила.
- Я сейчас очень тороплюсь, однако хотела найти вашего мальчика – того, которому деньги нужны. А тут вы, Максим, - она назвала его по имени, - Будьте добры, передайте, пожалуйста, Левакову.
Полина порылась в сумочке, достала кошелек и извлекла оттуда заранее приготовленные пятьсот рублей.
Макс ошарашенно смотрел на купюру.
- А зачем это Левакову? – только и сумел выговорить он.
Теперь настал черед Полины удивляться:
- Как, неужели вы не знаете? Его матери срочно нужна операция. Наши, - она говорила о преподавателях, - уже почти все скинулись. А это от меня.
Максим попятился. Чего же Леваков молчал? Вот дурья башка! Макаров сразу забыл, что собирался сказать Полине, и теперь, грызя ноготь, напряженно думал. Ну конечно, отец! Он точно поможет.
- А в какой больнице его мать, вы не знаете? – спросил Макс Полину, которая все это время держала деньги в руках и с удивлением на него смотрела.
- Да нет, откуда?
Ничего, это мы быстро выясним. Столько времени зря потеряли! Макс развернулся и почти бегом бросился на поиски Кантемирова.
- Макаров! – окликнул его сзади голос Полины, - А как же деньги?
Макс развел руками:
- Простите, мне в другую сторону.
- Но, Макаров, - снова позвала его Полина, - ты вообще зачем меня ждал?
- Все потом, - сказал Макс и скрылся за углом.
Кантемирова он нашел в столовой. Прапорщику не нужно было долго объяснять. Вскоре Макс уже звонил отцу. А еще спустя какое-то время он, с увольнительной в кармане, мчался в ту сторону, где размещалась администрация города.

 Отправлено: 04.05.08 09:37. Заголовок: Глава шестнадцатая. ..

Глава шестнадцатая.

1.

О майоре Ротмистрове, его проблемах с сыном Алексеем, а также о его бывшей и теперешней женах.
Ротмистров без энтузиазма выделяет в начале двести, а потом триста рублей на помощь Левакову и простит сына ему передать.

2.

Сырников без энтузиазма пытается сделать это, но «переусердствует» в оскорблениях Андрея и после злобной перепалки тот отказывается их брать.

3.

В то время как Сырников пытался таким образом вручить Левакову деньги, Макс Макаров подходил к зданию городской администрации… Максиму не часто приходилось бывать здесь и до поступления в Суворовское училище, а уж кадетом он входил сюда и вовсе впервые.
Раньше отец не любил, когда Макс его навещал. Хотя слово «навещал» тут, пожалуй, не совсем уместно. Макс приходил к отцу лишь в том случае, если ему было что-то нужно. Макаров-старший, прекрасно это осознавая, злился, говорил, что сын отнимает у него слишком много драгоценного времени, а поэтому, дабы поскорее избавиться от Макса, быстро соглашался выполнить любую его просьбу.
Забавно, подумал Максим, а ведь и сейчас я тоже к папочке не бескорыстно пришел. Он ухмыльнулся: как-то тот его примет?
В приемной отца сидела знакомая Максу секретарша Светлана. Всегда ухоженная, пахнущая лаком и духами, с безупречно длинными ногтями, обычно самых ярких цветов, она осторожно, словно боясь, касалась клавиатуры компьютера, следя за тем, чтобы не испортить маникюр.
Услышав, что в приемную кто-то вошел, Светлана подняла голову. На лице у нее привычно застыла ослепительная дежурная улыбка. Но когда секретарша узнала визитера, дежурная улыбка сменилась искренней.
- Максимчик! – воскликнула она, выбегая из-за стола и против воли целуя парня едва ли не в губы, - Какой ты красавец стал! А форма, между прочим, - Светлана кокетливо улыбнулась, слегка опустив ресницы, - тебе очень идет. Ну просто очень.
Максим поздоровался с ней и спросил, у себя ли отец.
- Да, только у него посетитель, - предупредила секретарша.
Рассудив, что времени у него совсем мало, Макс под протестующие возгласы Светланы вошел в кабинет.
Макаров-старший сидел в очень высоком кресле, положив перед собой руки на стол и сцепив пальцы в замок. Над его головой висел огромный портрет президента, а на столе вполоборота, так, чтобы непременно видели посетители, стояли фотографии Макса и его матери.
Отец действительно был не один, однако, заметив Макса, он неожиданно расплылся в улыбке и даже привстал.
- А это мой сын, Максим, - сказал отец так, как будто все это время ждал его прихода, - Суворовец.
Посетитель оглянулся, посмотрел на парня и заулыбался.
- Отпустили, значит? Или сбежал? – не меняя интонации, спросил отец, хитро прищурившись, - Ну, шучу-шучу, - услышав это, посетитель засмеялся противным тонким голосом.
- Папа, - начал было Макс, но Макаров-старший быстро его прервал:
- Подожди, сынок, в приемной, мы тут пока с дядей закончим.
Тут уж Макс, при всем желании, сдержаться не смог:
- Хорошо, папочка, я пока попрошу тетю Свету, чтобы она сводила меня пи-пи.
Лицо у посетителя вытянулось. Было видно, что он абсолютно растерян и не знает, как реагировать на выходку Макарова-младшего. А отец только неодобрительно покачал головой.
Макс вышел в приемную и пристроился на стуле недалеко от Светланы. Вполуха слушая ее болтовню, мальчик нетерпеливо посматривал на часы. Ну скоро папа там? У него через два часа увольнительная заканчивается.
Увольнительную Максу выдал лично начальник училища. Ему кадет Макаров клятвенно пообещал не опаздывать. А свое слово Макс ценил.
Наконец посетитель вышел от отца и, еще раз с подозрением оглядев Макса, покинул приемную.
Макаров-старший сидел за столом. На этот раз при виде сына он не встал.
- А ты, Максим, я вижу, не меняешься?
- Ошибаешься, пап, - ответил сын, присаживаясь напротив.
Отец недоверчиво хмыкнул и на всякий случай уточнил:
- А ты точно не сбежал?
Макс поспешил его успокоить:
- Нет, мне лично генерал-майор Матвеев – думаю, это имя тебе знакомо, - распорядился увольнительную дать.
Петр Макаров сделал вид, что не заметил поддевки сына.
- Узнаю – наша порода! Уже и с генералом на короткой ноге, - он помялся, как будто не знал, что еще сказать, и, может, поэтому спросил: - Ты на меня еще сердишься? Ну, за то, что я тебя в Суворовское сдал?
Макс хмыкнул:
- Спасибо, что не в детский дом, - а затем добавил: - А если серьезно, я тебе даже благодарен. Умею ходить теперь не хуже любой породистой лошади.
Макс встал и прошелся перед отцом строевым шагом.
Тот засмеялся:
- У тебя одни шуточки на уме.
Макс посерьезнел:
- А вот и нет. Я к тебе по делу.
- А я все гадал, когда ты это скажешь! – почти с радостью воскликнул отец, - Выкладывай, что опять натворил? Только если дело касается трупов – это к матери, - неуклюже попытался пошутить он.
Макс укоризненно посмотрел на отца и рассказал, что матери его сокурсника необходимо сделать операцию.
- Но операция эта какая-то дорогая, что ли, - неопределенно добавил Макс, не знавший подробностей, - Короче, нужна помощь.
Макаров-старший удивился:
- И всего-то? Прямо сейчас все и устроим.
Сын сперва даже не поверил:
- Ты серьезно?
Отец прижал ладонь к груди:
- Слово Макарова. Послезавтра она уже будет лежать на операционном столе.
Макс встал.
- Тогда я пошел, а то у меня увольнительная скоро закончится, - но перед тем как выйти, он подошел к отцу и неловко его обнял: - Спасибо.
Некоторое время отец задумчиво смотрел ему вслед, а затем, стряхнув с себя оцепенение, вернулся к работе.
А Максу, едва он вышел в приемную, пришла в голову совершенно замечательная идея.
- Света, - обратился он к секретарше, - скажи, а ты можешь по телефону пробить адрес?
Та небрежно пожала плечами:
- Проще простого. Ты номер помнишь?
Уж что-то, а домашний номер Полины Ольховской Макс помнил прекрасно.

4.

Не прошло и десяти минут, как он вышел из здания городской администрации, имея в кармане адрес Полины. Макс решил навестить ее, не дожидаясь выходных, и продолжить прерванный разговор. В запасе у него было еще целых сорок минут, а Полина, как оказалось, жила совсем недалеко.
Макс задержался около цветочного киоска на углу ее дома, выбрал небольшой, чтобы не шокировать девушку прямо с порога, букет роз и, пытаясь справиться с волнением, свернул во двор.
Около подъезда, где, по предположению Макса, находилась квартира Полины, сидели и мирно беседовали три старушки. В песочнице ползали, пачкаясь, пока не видят мамы, детишки лет двух-трех.
Макс, заложив букет под мышку, опустился на качели и начал тихонько раскачиваться. Может, он зря все это сейчас затеял? Ну что он успеет сказать Полине? Только ответит на ее удивленные вопросы, а там у него и время все выйдет.
Гораздо разумнее не гнать лошадей, а спокойно подготовиться к встрече. Лучше он придет к ней, как и предполагал, в субботу. Полина угостит его чаем (в случае чего сам напросится), и за чаем они уже спокойно обо всем поговорят. Придется Кантемирову еще пару дней походить в женихах. Ничего, зато потом Полина, наверное, у него еще и прощения попросит.
Приняв решение, Макс неожиданно почувствовал облегчение. Даже самому себе он побоялся признаться, что попросту струсил.
Резво спрыгнув с качелей, Макс, все еще сжимая ненужный букет под мышкой, двинулся было обратно, как вдруг что-то привлекло его внимание.
Этим «что-то» была черная «ауди», притормозившая около Полининого подъезда. Макс сам потом не понял, почему тогда остановился. Не иначе – интуиция.
Автомобиль тем временем заглох, а дверь водителя открылась. Наружу вышел мужчина – пожилой, лет сорока пяти, в дорогом костюме, который плотно облегал его внушительных размеров живот. Зачесанные назад волосы скрывали аккуратную, почти идеально круглую залысину на затылке. Зато лицо незнакомца показалось Максу чересчур смазливым для его возраста.
Неизвестный бойко подскочил к пассажирскому месту и предупредительно открыл дверь.
Макс почувствовал, как ноги его вдруг сделались ватными, во рту пересохло, а сердце забилось с такой силой, что мальчику даже стало больно. Из машины вышла Полина. В руках у нее был огромный букет лилий, который не шел ни в какое сравнение с китайскими розами Макса.
Улыбнувшись своему спутнику, Полина не сразу отняла у него руку (но в конце концов все-таки отняла!) и стала терпеливо ждать, пока тот закроет машину.
Перед тем, как войти в подъезд, мужчина остановился, ласково, но по-хозяйски приобнял Полину и небрежно ее поцеловал. Затем дверь за ними захлопнулась.
Макс оперся о качели, возле которых еще стоял. У него внезапно закружилась голова. Руки безвольно опустились. А предназначавшийся для Полины букет неслышно упал на землю.

 Отправлено: 04.05.08 09:39. Заголовок: Глава семнадцатая. ..

Глава семнадцатая.

1.

Он ее ненавидит! Как же он ее ненавидит!
«Ах, эти персики, ах, эти ланиты! Полюбуйтесь мальчики, как играет свет! Это же восхитительно!»
Полюбуйтесь, мальчики, как ваша расчудесная, ваша возвышенная и неземная Полина Ольховская жмыхается по подъездам со старым козлом, главное достоинство которого – шикарная машина. Смотреть на нее противно, думать о ней противно! Лучше бы она была, как все. Лучше бы носила брюки и курила в компании с физиком, как паровоз. Зачем прятать свою низкую развратную душонку за красивыми словами и скромными складками длинных юбок?
Макс остервенело драил унитаз, даже не надев перчаток. Наряд вне очереди он получил за то, что не сдержался и откровенно нахамил командиру. Правда потом извинился. Ведь он и на самом деле был не прав. Но с тех пор, как он увидел Полину рядом с этим… с этим – Макс даже слов подобрать не мог для обозначения того типа с машиной. В общем, Макаров бесился. И бесился уже не первый день. Ребята стали обходить его стороной. В том числе и Перепечко.
Нет, так тоже нельзя. Что ему, из-за нее теперь из училища уходить? Ну уж нет. Не дождется.
Макс выпрямился. А может, он неправильно понял? Вдруг это ее двоюродный дядя по материнской линии? Парень усмехнулся. Так и будем называть его – дядя.
В туалет заглянул прапорщик. Оценив работу Макса, он заметил:
- Силен, без перчаток-то! Испачкаться не боишься?
Макаров вытянулся по стойке «смирно»:
- Никак нет, товарищ прапорщик. Оно своих боится.
Кантемиров хмыкнул:
- Самокритичен, уважаю, - и махнул рукой, - Давай, Макаров, строй взвод на ужин.
- Есть строить взвод на ужин! – заорал Макс.
Кантемиров только головой покачал. Неужели они с Василюком ошиблись? Вообще-то, когда майор Макарова вице-сержантом назначил, Кантемиров поначалу очень против был. Но Василюк сказал: «Вот увидишь, из парня выйдет толк. Его только в нужную сторону подпихнут нужно». Через месяц прапорщик и сам стал замечать, что Макаров начал вести себя совсем по-другому. А тут: здрасьте, приехали! Опять все заново. Прапорщик призадумался. Может, у парня случилось что? Надо будет разобраться.
Однако Макс уже и сам решил взять себя в руки. В конце концов – он Максим Макаров, а не половая тряпка. Да любой из старых друзей поднял бы его на смех! Он снова вспомнил Люсю. Нет уж, хватит, довольно эти женщины его крови попили! Вот прямо завтра же Макс начнет новую жизнь.
Но на следующий день была эстетика, и Полина, конечно же, свела на нет все его благие намерения.

2.

А началось все с того, что она выбрала для урока самую что ни на есть неподходящую тему. Полина решила поговорить с кадетами о любви. Естественно, не о любви вообще, а о том, как эта тема раскрывается в шедеврах мирового искусства.
Макс чуть не плевался. Какое лицемерие! Да что вообще Полина может знать о любви? Нет, понятно, что в институте ее хорошо подковали, но разве достаточно теоретических знаний, чтобы иметь право калечить их молодые, еще не окрепшие души?
Внимательно следя за передвижениями преподавательницы по классу, Макс фыркал едва ли не после каждого ее слова. Причем фыркал так громко, что порой умудрялся заглушить речь Полины.
- Любовь является основной темой в творчестве большинства художников, поэтов и писателей. Не сомневаюсь, что все вы читали хотя бы одно произведение мировой литературы, главной темой которого была именно любовь, - Полина сделала паузу и внимательно осмотрела класс, - Это был вопрос, - уточнила она.
- «Эммануэль» считается? – с места поинтересовался Трофимов.
Кое-кто одобрительно захихикал.
Полина улыбнулась, как будто ожидала чего-то подобного:
- Данное произведение раскрывает плотской, а не духовный аспект любви. Может, есть и другие варианты?
Макс, перестав фыркать, схватил ручку и стал нервно стучать ею по столу. Полина несколько раз поворачивалась к Макарову и выразительно поднимала брови, но он принципиально ее игнорировал.
- Неужели никто не хочет ничего сказать? – удивленно спросила Полина после продолжительной паузы. И тут заметила одну поднятую руку. Это был Леваков, - Да, суворовец?
- Полина Сергеевна, можно мне выйти?
- Не совсем то, что я ожидала услышать, но да, конечно.
Пока Андрей выходил, руку неуверенно потянул Перепечко.
- Вы хотите последовать за Леваковым? – поинтересовалась Полина.
Степа слегка покраснел.
- Нет, я хотел ответить.
- Замечательно! Слушаю вас.
- «Ромео и Джульетта», - на одном дыхании произнес Перепечко и сел на место.
Полина одобрительно кивнула и предложила развить предложенную суворовцем тему.
- В бессмертной трагедии Вильяма Шекспира, - начала она, - блестяще отражена тема невозможной, запретной любви. Общество и родные против юных возлюбленных, но их чувства настолько сильны… - последнюю фразу Полина выделила, произнесла едва ли не с придыханием.
Макаров вскочил. Непонимающе глядя на него, преподавательница замолчала на полуслове. С силой бросив ручку на стол, так что та покатилась и упала на пол, Макс с вызовом предложил:
- Давайте лучше обсудим фильм «Интердевочка».
- Старье! – выкрикнул кто-то из суворовцев.
Полина же просто удивилась:
- Любопытный выбор. А можно узнать, с чем он связан?
- Не вопрос! Кое-кто из присутствующих назвал данное произведение «старьем», но я кардинально не согласен. Я считаю, что тема, которая там раскрывается, невероятно актуальна и сегодня.
- И чем же именно? – Полина присела, не сводя с Макса заинтересованного взгляда.
- Дорогая валютная проститутка отдается богатым старым мужикам за большие деньги и не строит из себя при этом ангела, - Макс вложил в свой ответ столько презрения, что не сомневался: Полина поймет, на кого он намекает.
Однако если Полина и поняла, то вида не показала. Выглядела она более чем невозмутимо.
- Может, я что-то и упустила, но мне всегда казалось, что фильм немного о другом, - она встала, - Хорошо, Макаров, садитесь.
Но Макс не сел.
- Полина Сергеевна, я могу выйти? Мне в медсанчасть нужно.
- Что-то случилось? – она озабоченно на него посмотрела.
Макс кивнул:
- Голова жутко заболела.
Полина дара разрешение и посторонилась. А Макс прошел мимо, сознательно задев ее плечом. Извиниться он и не подумал.
Оказавшись в коридоре, Макаров тяжело задышал. Ему захотелось курить.
Но ведь какова! Даже бровью не повела. Как будто это ее и не касается. Макса искренне поражало ее хладнокровие. И еще его жутко бесило, что Полина по-прежнему ему нравится. Ничуть не меньше, чем три дня назад.
В училище было тихо. За дверьми мерно жужжали голоса учителей, а кое-где и суворовцев. Макс послонялся по этажу, но, подумав, что здесь его может засечь кто-нибудь из офицеров, побежал вниз, стараясь не сильно топать по ступенькам.
Внизу, под лестницей, прислонившись лицом к стене, стоял какой-то парень. Макс притормозил и обратился к нему:
- Слышь, сигареты не будет?
Суворовец обернулся, и Макс с удивлением понял, что это Леваков. Как он его сразу не узнал? На лбу у Левакова краснело пятно – след от стены, в обнимку с которой он, видимо, стоял уже не одну минуту. Пятно особенно выделялось на его очень бледном лице. Узнав Макса, Андрей покачал головой – нет, мол, не курю, - и отступил дальше под лестницу.
Макс пошел за ним. Присел рядом на корточки и задрал голову.
- А ты чего здесь торчишь?
Андрей не ответил.
- Тоже Этикетка задрала? Понимаю, - Андрей даже внимания не обратил, что Макс вдруг назвал Полину прозвищем, которое до этого терпеть не мог, - Вообще, скажи, зачем нам этот дурацкий предмет? – он развел ладони в разные стороны, - Вот смотри, Лева. Есть ли хоть малейший шанс, что тебе, допустим, представится возможность отплясывать венский вальс? Молчишь, - Макс вздохнул, - Вот и я думаю – шансов ноль. Так чего тогда время зря тратить, а?
Но Андрей упорно его игнорировал. Макс нахмурился:
- Да что с тобой? Ты что, до сих пор на меня за троллейбус злишься? Ну не прав я был тогда – легче тебе стало?
Однако Андрей отрицательно покачал головой:
- Все в норме.
Макс ударил себя по лбу. Естественно, он тут болтает невесть что, а у Левакова там сейчас мать оперируют. Как он забыл?
Выпрямившись в полный рост, Макс спросил:
- А чего ты увольнительную не попросил?
- Я просил, не дали…
… Макс неуклюже похлопал Андрея по спине:
- Ну и ладно. Потом маму навестишь, когда она уже в палате будет, - он попытался ободряюще улыбнуться, но, к сожалению, совершенно не знал, что нужно говорить в подобных ситуациях. Максу редко приходилось кого-то утешать, - Да не переживай ты так. Врач, который ее оперирует, - просто профессор. Точно тебе говорю.
Конечно, Макс понятия не имел, кто оперирует мать Андрея. Но ему показалось, что это должно хоть в какой-то степени успокоить Левакова.
Андрея это хоть и не успокоило, но старания Макса он оценил.
- А сам-то ты что здесь делаешь? – спросил он Макарова, чтобы сменить тему.
Макс ухмыльнулся:
- Я вообще-то в медсанчасть отпросился.

3.

Ни до какой медсанчасти Макс, естественно, так и не дошел. Зато туда вызвали Илью Синицына…

[Майор Мурашко переходит в решительное наступление. Леваков вернул Илье деньги, после того, как отец Макарова устроил для его матери операцию, но их по-прежнему недостаточно. Илья просит Мурашко еще немного подождать, и в расстроенных чувствах звонит Ксюше. Та утешает парня и говорит, что она обязательно что-нибудь придумает. После звонка Илья встречает в коридоре сияющего от радости Левакова.]

4.

Операция прошла успешно, но нужно время, чтобы знать окончательный ее результат. Леваков снова просит у Василюка увольнительную и снова получает отказ. Мать еще в реанимации, и он ее все равно не сможет увидеть. Леваков очень расстроен, но подчиняется.

5.

Вечером в комнате отдыха суворовцы лениво смотрели какой-то русский сериал про бедную девушку, которая на самом деле оказалась богатой, но пока об этом не подозревала. Трофимов и Сухомлин громко спорили о том, чем закончится сегодняшняя серия. Сухомлин утверждал, что девушка доберется, наконец, до вокзала, где ее с начала прошлой серии ждал кавалер, а Трофимов со знанием дела объяснял, что встречи не будет.
- Вот увидишь, по дороге она попадет в аварию. Мужик ее, конечно, рассердится и серий пятнадцать, а если им лимит позволяет, то и все двадцать, будет страстно переживать, что девица его кинула.
Сухомлин прищурился:
- Трофим, откуда такие познания? Твоя просвещенность по части сериалов начинает меня пугать. Что-то тут не так!
- Все путем, - спокойно заверил его товарищ, - просто у меня мать с сестрой по вечерам от телека не отлипали. Стоило нам с отцом хотя бы заикнуться, что, мол, хватит уже, так они такой визг поднимали, что мы покорно садились рядом и молчали в тряпочку, - Трофимов вздохнул, - Вот, думал, хоть здесь отдохну…
Тут не выдержал Перепечко, который, в отличие от остальных, не сводил заинтересованного взгляда с экрана:
- Слушайте, шли бы вы болтать в другое место! Мешаете ведь.
Ребята переглянулись и прыснули.
- Печка, не переживай, они будут жить долго и счастливо, - успокоил его Сухомлин, - А если ты хочешь узнать подробности, обратись к Трофиму – он у нас, оказывается, эксперт по сериалам.
- Точно? – наивно обрадовался Перепечко, но, заметив, что кадеты ржут в кулак, обиженно сказал: - Я вообще, может, к эстетике готовлюсь. Изучаю отражение темы любви в искусстве.
При упоминании эстетики Макс вздрогнул, потом резко вскочил, подошел к телевизору и начал судорожно переключать каналы. Суворовцы удивленно молчали, наблюдая, как одна картинка на экране сменяется другой. А Макс даже не следил за программами – просто щелкал и все.
И тут Сухомлин вдруг неожиданно что-то заметил и завопил:
- Эй, Макс, остановись. Там, кажется, твой отец мелькнул!
Только тогда Максим в первый раз посмотрел на экран – так, как будто впервые увидел телевизор, и щелкнул пультом назад.
На экране действительно был его отец. Он стоял в небрежно наброшенном на плечи белом халате посреди больничного коридора. Рядом волновалась молоденькая, но не очень симпатичная журналистка в очках и с косо подстриженной челкой. Макс прибавил звук.
Журналистка спросила у господина Макарова, почему он решил обратить внимание на тяжело больных пациентов именно этой больницы, на что отец, выдержав положенную паузу, ответил:
- Как вы понимаете, выбор был совершенно случаен. Не секрет, что в нашем городе немало людей, которым жизненно необходима операция, но, находясь за чертой бедности, многие просто не могут себе это позволить. Я рад, что в моих силах оказалось спасти хотя бы одну жизнь, - Макс не верил своим ушам.
Отец говорил так, словно сам только что вышел из операционной.
Журналистка тем временем продолжала гнуть свою линию:
- Значит, когда вы договаривались о том, что оплатите операцию, то даже не знали имени пациентки?
Господин Макаров улыбнулся. Макс догадался, что именно в этом месте ему по сценарию положено было улыбнуться и, возможно, пошутить, как бы говоря: «Да, я молодец, но как видите, не бравирую этим».
- Зато теперь я знаю ее имя. Нашу больную… - он так и сказал: «нашу»! – зовут Нина Владимировна Левакова.
Макс быстро выключил телевизор. А он-то, дурак, уши развесил. Подумал, отец на самом деле помочь хотел. Бескорыстно. Но Макаров-старший и здесь умудрился найти свою выгоду. Никогда еще Макс так не стыдился отца, как теперь.
- Ну зачем же ты выключил, - раздался сзади злой голос Андрея, - такая передача интересная!
Макс обернулся. Леваков стоял рядом, с трудом переводя дыхание, зрачки его сузились.
- Круто, Макс. Спасибо тебе большое. Каково это – на чужом горе светиться, а? Да если бы я знал, так лучше… - Леваков не договорил.
Он хотел сказать, что если бы знал, то лучше бы пошел к Ромке. Однако не сказал, повернулся и молча вышел.
Макс смотрел ему вслед и чувствовал, что краснеет.

 Отправлено: 04.05.08 09:42. Заголовок: Глава восемнадцатая...

Глава восемнадцатая.

1.

Полина Ольховская была очень расстроена. Пять лет она проучилась в педагогическом институте и ни разу не усомнилась в том, что правильно выбрала профессию. А сейчас… Нет, безусловно, Полина догадывалась, да и на лекциях им не раз говорили, что теория зачастую расходится с практикой, но она была абсолютно в себе уверена. Или самоуверенна, что, по всей видимости, не одно и то же. Теперь уже поздно об этом думать.
Но ведь на четвертом курсе она целую четверть преподавала эстетику в одном элитном лицее. И все было замечательно: и дети ее любили, и родители восхищались молоденькой учительницей (в основном, правда, папы, но об этом Полина старалась не думать).
Когда после выпуска выяснилось, что в Суворовском училище открыта вакансия преподавателя этики и эстетики, она даже обрадовалась. Что может быть интереснее, чем прививать идеи прекрасного будущим офицерам, думала она, в глубине души мечтая воспитывать для Российской армии едва ли не новых Андреев Болконских. А что? Много-много Андреев Болконских.
Вообще-то, Полину и раньше обвиняли в старомодности. Некоторые считали, что ее взгляды и понятия давно устарели. Особенно Яков. Яков… Они встречались уже больше полугода, а Полина до сих пор и сама не знала, что же связывает их на самом деле. Симпатичный, неглупый, он в то же время абсолютно ее не понимал. И в первую очередь он не понимал, зачем Полина «поперлась в это дурацкое училище». «Столько есть вокруг прекрасных, а главное, доходных мест», - часто повторял он. Вот, видимо, где собака зарыта! При выборе специальности Полина в последнюю очередь думала о своих будущих доходах (что, по мнению Якова, было также крайне несовременно).
Хотя в чем-то он, сожжет статься, и прав. Работать в Суворовском училище оказалось не так просто, как она предполагала. Кто их разберет, этих мальчиков. Иногда она видела: ей удается их заинтересовать. Но чаще Полине казалось, что кадеты втихаря посмеиваются надо всем, что она им рассказывает. Это было очень обидно. Нет, никто не спорит, у ребят сейчас сложный возраст, по сути, они еще мальчишки, но все-таки…
Полина понимала, что и сама по возрасту ушла недалеко от своих учеников. Она и так изо всех сил старалась выглядеть старше и солиднее, однако это получалось у нее плохо. Нет-нет, и вылезут, как ослиные уши у царя, ее неполные двадцать два года.
А ведь суворовцы все видят. Особенно Макаров. Когда Полина была недовольна собой или тем, как прошел очередной урок, она почему-то всегда вспоминала именно Макса.
Неординарный мальчик, непростой. Иной раз так на нее глянет, что просто мурашки по коже. А в следующую минуту уже вовсю хохмит и мешает вести урок. Или, наоборот, вызовется ей помочь, а в результате вгонит в краску (хотя, слава Богу, никто вроде этого не замечает).
Полине порой стоило невероятных усилий сдержаться, чтобы не расхохотаться над очередной выходкой Макарова. Нельзя ставить под угрозу свой авторитет педагога. Однако положа руку на сердце Полина всегда с удовольствием и некоторым волнением ждала следующего урока у третьего взвода. Что-что, в скучать Макаров ей не давал.
По крайней мере, так было до недавнего времени. А вот на последнем уроке Макаров был сам на себя не похож – колючий, злой, он только что не кромсал ее взглядом на части. Это был уже совсем не тот взгляд, что прежде. Что-то такое читалось в этом новом взгляде… что-то похожее на презрение.
Сначала Полина решила, что у Макарова неприятности. Но когда он практически в открытую ей нагрубил и демонстративно покинул класс, сославшись на головную боль, Полина подумала, уж не в ней ли самой причина его дурного настроения.
Странно, что она могла сделать не так? Чем его обидела? Полина знала (на собственном, хотя и не слишком пока богатом опыте), что учителя иногда, сами того не замечая, обижают учеников, а те очень тяжело переживают обиду.
Как бы то ни было, Полина решила на следующем же уроке попытаться выяснить, в чем дело. Если, конечно, Макаров не станет прежним. А вообще, что это за мода – учителям дерзить? Нечего им такие вещи с рук спускать! Надо с ним поговорить!
Однако Макс не дал ей возможности исполнить задуманное. Он попросту не свился на ее урок. А когда Полина после доклада дежурного спросила у суворовцев, что случилось с Макаровым, те дружно промолчали, внимательно глядя на нее честными и преданными глазами.
Так что Полина была очень расстроена.

Не зря любил повторять профессор педагогического института Смирнов: «Если ошибаются ваши ученики – подумайте, может быть, где-то ошиблись и вы?»
Полина хорошенько подумала, но, так ничего и не надумав, расстроилась еще больше. Поэтому, случайно наткнувшись в коридоре на Макса, она искренне обрадовалась.
Макс, напротив, едва заметив, что Полина с довольной улыбкой направляется в его сторону, резко развернулся, чтобы пройти к полковнику Ноздреву, который неожиданно его вызвал, другой дорогой.
Однако Полина, хоть и заметила явное нежелание ученика разговаривать с ней, окликнула Макса:
- Суворовец Макаров, можно вас на минутку?
Макс затормозил, постоял какое-то время к ней спиной, словно раздумывая, удастся ли ему смыться, но затем все-таки медленно развернулся и подошел к преподавательнице.
По-прежнему улыбаясь, хотя выражение лица Макарова располагало к этому меньше всего, Полина сказала:
- Вас, Макаров, сегодня не было на занятиях, - это был не вопрос, а констатация факта, поэтому Макс промолчал, - Почему? – продолжила Полина.
Тут уже не отвертишься.
- Был в наряде, Полина Сергеевна, - отбарабанил он, умолчав, естественно, что сам туда напросился.
Полина задумалась. Может, она ошиблась? Может, с Макаровым ничего особенного не происходит и она сейчас попадет в неловкую ситуацию? Наверное, следовало бы улыбнуться, пожелать ему хорошо отдохнуть на выходных и уйти.
Однако Полина спросила:
- Максим, я что-то делаю не так? – и тут же мысленно выругала себя за несдержанность.
Макс удивленно (преувеличенно удивленно) поднял брови:
- Делайте, что хотите, разве меня это касается?
Нетерпеливо мотнув головой, Полина пояснила:
- Я не то имела в виду, Максим. И мне кажется, ты прекрасно это понял, - она укоризненно на него посмотрела, - Что с тобой происходит?
Саркастически ухмыльнувшись, Макаров наклонил голову и, не скрывая презрения, оглядел Полину с головы до ног. Разумеется, девушка почувствовала себя крайне неуютно.
- Со мной-то все в порядке, а вот с вами… - Макс лениво наклонил голову в другую сторону, - С вами – еще вопрос. Как самой-то, не надоело постоянно лицемерить?
Полина даже не обратила внимания на внезапную фамильярность ученика. Она была слишком поражена злостью, которую без труда уловила в интонации Макарова.
Она судорожно сглотнула и поняла, что заметно волнуется и ученик это прекрасно видит. Совсем никуда не годится, испугалась Полина. Приосанившись и напустив на себя всю строгость, на которую только была способна, она спросила:
- Суворовец Макаров, потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду?
Однако на Макса ее преображение, похоже, не произвело никакого впечатления. Оперевшись о стену, он напряженно глянул куда-то вперед, словно бы сквозь нее, а затем посмотрел преподавательнице прямо в глаза.
- Я имею в виду, Полина Сергеевна, что трудно, наверное, увлеченно разглагольствовать о духовной любви, а самой… самой… - здесь спокойствие покинула Макарова, он дернулся и отступил на шаг или два назад, - Извините, Полина Сергеевна, меня вызвал полковник Ноздрев. Мне надо… идти.
Но Полина довольно шустро схватила его за руку и не могла не заметить, как он при этом вздрогнул.
- Суворовец Макаров, да как вы смеете так разговаривать с преподавателем?
Макс и сам не ожидал, что его сердце забьется так сильно от ее прикосновения. Она даже не сразу вырвал руку, а когда все-таки вырвал, то и ответил тоже не сразу, потому что испугался, что не сможет совладать с голосом.
- Очень даже просто, Полина Сергеевна, - Макс не хотел этого говорить, но ничего не мог с собой поделать: - Богатый – еще не значит любимый. Вот так-то!
Полина опешила:
- Макаров!
- Извините, меня полковник Ноздрев ждет! – стремительно удаляясь, воскликнул Макс.
Но перед тем, как свернуть за угол, вдруг остановился и резко обернулся. Полина была настолько шокирована, что и не подумала сдвинуться с места. Тогда он крикнул. Крикнул громко, чтобы она как следует все расслышала:
- Только и это еще не всё!
- В каком смысле – не всё? – не поняла преподавательница.
- А вот увидите! – почти весело ответил Максим и исчез, оставив Полину в полном недоумении.
На душе у нее было очень тяжело. До чего ж странная у них состоялась беседа!

2.

Полковник Ноздрев был не один. Когда Макс, постучав, открыл дверь, то застыл на пороге, как вкопанный, потому что узнал отца. Макаров-старший, вальяжно расположившись напротив полковника, неспешно потягивал чай и чинно беседовал с Ноздревым.
Увидев сына, господин Макаров расплылся в идеальной отцовской улыбке и хотел было встать, но не встал, а, повернувшись, аккуратно поставил чашку на стол. Потом, обращаясь исключительно к Ноздреву, воскликнул:
- А вот и мой мальчик! Как он тут? Не сильно шалит? А то он у меня такой…
Сын не сомневался, что, пока его не было, они с Ноздревым успели ему все косточки перемыть, поэтому отец спрашивал полковника скорее для его, Макса, устрашения. Смешно. Вся жизнь напоказ. Макс хорошо помнил вчерашнее показательное выступление в больнице.
Стараясь не смотреть на отца, он спросил Ноздрева:
- Вызывали, товарищ полковник?
Тот вместо ответа стрельнул глазами в Петра Макарова: мол, неужели и так не ясно? Сделав вид, что только сейчас заметил присутствие постороннего, Максим очень вежливо поздоровался:
- Здравствуйте, господин Макаров. Рады приветствовать вас здесь, - Макс говорил голосом пионера, которому доверили нести цветы.
Макаров-старший, поняв, что сын намерен ваньку валять, неодобрительно нахмурился и ничего не сказал.
Тогда пришлось говорить Ноздреву:
- Твой отец пришел сообщить, что город дарит нашему училищу двадцать компьютеров для нового компьютерного класса.
Широко распахнув глаза, Макс всплеснул руками, захлопал ресницами и принялся неистово восторгаться:
- Ух ты! Шик! Нет, это потрясающая новость! – тут он обеспокоенно глянул на отца, - А вам не тяжело было их нести?
- Макаров, что ты себе позволяешь? – рассердился полковник Ноздрев.
Но отец мягко вмешался:
- Компьютеры, Максим, если ты забыл, довольно тяжелые машинки. Их привезут на грузовике и торжественно вручат начальнику училища генерал-майору Матвееву. Еще вопросы есть?
- Есть, - ничуть не смутился Макс, - Будет ли на церемонии торжественного вручения компьютеров присутствовать героически спасенная тобой мать Андрея Левакова? – мальчик прищурился, - Прости, я ничего не перепутал? Ты ведь, кажется, так вчера по телеку вещал?
Отец, догадавшись, в чем причина «теплой» встречи, как будто смутился, осекся на полуслове и, рассеянно глянув на полковника, отвернулся. Крыть ему было нечем.
Ноздрев поначалу хотел было вмешаться в беседу, но затем остановил себя и теперь лишь задумчиво переводил взгляд с отца на сына и обратно, с тревогой ожидая, что еще скажет суворовец Макаров.
А Максиму больше нечего было сказать. Вернее, не совсем так. Макс вдруг понял, что где-то глубоко, под оболочкой этого, по сути, чужого человека, называющего себя его отцом, прячется тот папа, которого он хорошо помнит и любит. Кто знает, может, когда-нибудь и наступит день, когда сыну больше не придется краснеть за его слова и поступки?
И все-таки, несмотря ни на что, Максим в тайне надеялся, что отец сейчас обернется и скажет: «Пойдем-ка, сынок, поговорим», Но тот ничего подобного не сделал. Ему это наверняка даже в голову не пришло. Макаров-старший посмотрел на часы, подскочил, одновременно пожимая руку Ноздреву, хлопнул Макса по плечу и, бросив на ходу: «Завтра увидимся», - вышел.
Макс с разрешения полковника последовал его примеру.

3.

Назавтра майор Василюк раздавал увольнительные.
- И помните: где бы вы ни были, что бы вы ни делали - в своем лице вы представляете целый коллектив. Вы представляете свое училище. И не какое-нибудь, а Суворовское училище…
… И хотя суворовцы уже далеко не в первый раз слышали это напутствие, они, как один, закричали:
- Так точно!
Замечательный день! День без учебников, командиров, уставов и кроссов! Увольнение! Господи, благослови того, кто придумал увольнения!
Кадеты и не пытались скрыть свою радость. Они бурно обсуждали предстоящий день. Макс подал идею сгонять в кино, а затем завалиться в кафешку и от пуза наесться фисташкового мороженого. Предложение прошло единогласно…
… Вывалившись гурьбой на улицу, ребята огляделись. Дьявольски приятно бывает иногда просто стоять в предвкушении целого дня сплошных удовольствий.
Вскоре от общей группы отделился Сухомлин. У него были какие-то особые планы, о которых он предпочел не распространяться. Про себя суворовцы, не без скрытой зависти, решили, что у Сухого свидание. Везет же некоторым!
Ну и ладно! Анжелина Джолли, на новый фильм с участием которой они решили пойти, ничуть не хуже.
Леваков, естественно, ни в какое кино не собирался. Его путь лежал в больницу, к матери. Но прежде, чем повернуть в другую сторону, он окликнул Макса:
- Я слышал, вы после кино в кафе собираетесь? Может, дашь адрес? Я бы попозже заскочил.
Не ожидавший от Левакова подобной просьбы, Макс назвал адрес, а потом, немного помявшись, сказал:
- Ты на отца не злись. У него профессия такая… дебильная.
Леваков пожал плечами:
- Согласен, дебильная. Но, говорят, родителей не выбирают. Тебе еще повезло, что он не министр и не президент.
- Это пока, - усмехнулся Макс, - Я уже ничему не удивлюсь.
- Тогда сочувствую, - Андрей дружелюбно кивнул Максу, пытаясь таким образом загладить свою недавнюю несдержанность, и повернул к автобусной остановке.

4.

[Андрей проведывает мать в больнице. Между ними происходит трогательная беседа. Мать плачет и все просит прощения. Андрей успокаивает ее и обещает, что после выписки из больницы будет постоянно навещать ее дома. Уходя, он целует мать в щеку. Нина Левакова плачет, глядя сыну вслед…]

… Когда Андрей добрался до кафе, суворовцы уже были там. На столе стояли полупустые бутылки из-под газировки, вазочки с остатками подтаявшего мороженого и большая тарелка с пирожными. Правда, никто, кроме Перепечко, есть уже не мог. Кадеты откинулись на спинки стульев и лениво – так всегда бывает, когда переешь, - обсуждали фильм.
И только Печка, время от времени интересуясь у товарищей: «Вы точно не хотите?», - брал с тарелки очередное пирожное. Но стоило Левакову подсесть, как Степа с готовностью пододвинул тарелку к Андрею.
Едва взглянув на еду, Леваков понял, что готов проглотить все вместе с тарелкой. Поэтому, когда Макс спросил, как дела в больнице, он смог только сложить большой и указательный палец буквой «о» - рот его был до отказа забит сладостями.
- А у нас новость! Печка влюбился, - громко сказал по секрету Макс, косясь краем глаза на недовольно насупившегося Степу, - И не в кого-нибудь, а в Анжелину Джолли.
- Да, Бреду Питу придется посторониться, - подхватил Петрович, - Сам Перепечко идет. Этот кого угодно подвинет.
Перепечко огрызнулся:
- Я просто сказал, что она красивая, - и тут же с энтузиазмом поинтересовался: - А Голливуд ведь в Лос-Анджелесе находится, правда? Ну, как Ватикан в Риме?
- Ну, Печка, у тебя и сравнения! – расхохотался Трофимов.
За соседним столиком гуляли солдаты. По крайней мере, в компании сидело двое ребят в форме, и слышно было в основном их. Они то кричали, то чокались, то громко целовали друг друга, а заодно и своих девушек.
Андрей заметил их, как только вошел. Он не любил шумных компаний, а пьяных – вдвойне. И все-таки эти ребята ему чем-то приглянулись. Отдаленно они напоминали прапорщика Кантемирова. В училище говорили, что за плечами Философа не одна горячая точка. Правда, от него лично суворовцы слышали об этом крайне редко.
По обрывкам разговора Леваков догадался, что эти двое тоже успели побывать в боях, несмотря на то, что были, судя по всему, почти вдвое моложе их прапорщика. Поэтому Андрей не мог удержаться, чтобы время от времени не бросать на солдат любопытные взгляды.
Однако когда один из солдат, случайно поймал взгляд Левакова, он нахмурился. Андрей испугался. Мальчик заметил, как пьяно и недобро сверкнули глаза солдата. Что-то сейчас будет. И действительно, тот встал, оперся обеими руками о стол и громко, без труда перекрикивая музыку прорычал:
- Что уставился, недоносок? Мужиков настоящих не видел? – он тяжело переводил взгляд с одного суворовца на другого, - Да где уж вам! Сопляки! Памперсы на форму чистенькую сменили и туда же, по кабакам шляться.
Мальчики, невольно притихнув, недоуменно посмотрели на солдата.
- Чистоплюи, - солдат харкнул прямо на пол.
Второй солдат дернул товарища за рукав, пытаясь его усадить. Первый руку вырвал, однако сел, но напоследок добавил:
- Под пули бы вас. Там бы сразу узнали, кто есть кто.
Макс побледнел и хотел было вскочить, чтобы ответить, но Леваков его вовремя остановил:
- Лучше уйдем отсюда.
Ребята молча поддержали Андрея, поднявшись. Сердито зыркнув на солдата, Макс последовал за остальными.
Но на улице их догнал второй солдат. Когда суворовцы увидели, как он выбегает из кафе, то насторожились и инстинктивно заняли оборонительную позицию. Однако солдат вышел не драться.
Отдышавшись, он виновато махнул головой в сторону кафе и сказал:
- Ребята, вы друга моего извините. Его месяца три назад под Гудермесом контузило, поэтому теперь иногда заносит не туда. Особенно когда лишнего выпьет, - Сжав руку в кулак, он потряс им в воздухе: - А вы служите. Нам офицеры толковые – во, как нужны, - солдат провел ребром ладони по горлу, - Кстати, ваши, суворовские, тоже там… с нами, - он умолк, прикрыл глаза, но быстро очнулся и протянул кадетам ладонь: - Ну, мужики, удачи вам!
И, пожав, суворовцам руки, исчез за дверью кафе.
Ребята проводили его взглядами, но, даже когда солдат скрылся из виду, не двинулись с места. Глядя в разные стороны, они молчали, чувствуя неловкость друг перед другом, а главное, перед солдатами, голоса которых громче прежнего звучали за стеной кафе.
Тишину нарушил Перепечко:
- Может, на остановку пойдем?
Ему никто не ответил, но все, как один, повернулись и понуро побрели в сторону шоссе, думая о пьяном солдате. В чем-то он, наверное, даже прав. И в самом деле, что они знают о себе? Действительно ли хотят стать «толковыми офицерами» или просто отсиживаются в училище, чтобы потом поступить в престижный вуз и научиться зарабатывать деньги? А ведь у многих такие мысли мелькали. Да и за три года еще воды утечет – целое море… Так что нет смысла сейчас гадать, что из них за это время получится...
- Смотрите, троллейбус! – воскликнул Перепечко, подняв глаза.
Макс невольно вздрогнул. Кажется, это уже было с ним когда-то. Он не удержался и посмотрел на Левакова. Тот, почувствовав чужой взгляд, обернулся и, увидев, как Макс на него уставился, сразу догадался, о чем тот думает.
- Даже и не мечтай! – Леваков покачал головой и одновременно пригрозил пальцем, - Сегодня посещение милиции в мои планы не входит.
Макс подал плечами:
- Да я вообще на этом маршруте не работаю.
Вспомнив свою первую встречу, мальчики не удержались и разразились смехом, сквозь который услышали жалобный голос Перепечко:
- Пацаны, давайте быстрее. Мне до конца увольнительной полчаса осталось.
Трофимов и Петрович уже запрыгивали в троллейбус. А Печка нервно пританцовывал, посматривая то на троллейбус, но на Макса с Андреем.
Суворовцы быстро переглянулись и, дернув Степу за рукав, припустили к остановке.

Конец первого тома.